ИСТОКИ: ОТ БЫВШИХ СЛУЖИЛЫХ ЛЮДЕЙ ГОСУДАРСТВА МОСКОВСКОГО
Характерной особенностью региональной краеведческой
литературы стала манера описывать историю
собственно исследуемого населенного пункта,
но не людей, его населявших. Авторы, работавшие
в русле локальной истории, как правило, приоритет
отдавали вопросам о времени поселения или
названия того или иного города, села, станицы
и т.д. В отношении же происхождения самих
поселенцев предпочиталось использование устоявшихся
не столько исторических, сколько идеологических
штампов.
Так, в уже упоминавшейся исторической повести
И.З. Кожевникова-Степного "Первые грозы"
автор вполне однозначно определяет расшеватских
первопоселенцев как "...беглых мужиков
(т.е. крепостных крестьян. - В.К.) из Воронежской
и Пензенской губерний". Но так ли это
было на самом деле, и в действительности
ли именно беглые крепостные стояли у истоков
основания Расшеватки, а заодно, следуя за
столь излюбленным советскими историками тезисом,
и прочих населенных пунктов Северного Кавказа
и южных окраин России?
Представители дореволюционной исторической
кубанской школы имели на этот счет иное мнение.
В известной работе видного кавказоведа Е.Д.
Фелицына о заселении Кубанской области прямо
говорится, что станица (а первоначально -
селение) Расшеватская, как, впрочем, и целый
ряд других линейных станиц, была поселена
"из однодворцев". Аналогичная точка
зрения прослеживается в хронологическом указателе
одного из первых библиографов Кубани, B.C.
Шамрая, где также подчеркивается, что селение
Расшеватское населено "на Кавказской
линии из однодворцев" в 1801 г. в числе
476 душ мужского пола". При этом важно
отметить, что хронологические сведения о
времени основания многих станиц B.C. Шамрай
черпал из столь авторитетного источника,
как Полное собрание законов Российской Империи.
Взгляды маститых исследователей прошлого
находят свое подтверждение и в документальных
материалах, извлеченных из различных архивных
хранилищ, которые подают расшеватских первопоселенцев
исключительно как однодворцев.
Даже столь незначительный историографический
экскурс вызывает вопрос: кто же скрывается
за этим малопонятным для современного читателя
термином? В недавно увидевших свет исторических
изданиях можно натолкнуться на следующую
трактовку данного понятия: "Однодворцы
- лично свободные, платившие подати землепашцы,
в основном потомки стрельцов и других служилых
людей по прибору". Предлагается и несколько
иная, современная формулировка, в которой
говорится, что однодворцы - это категория
государственных крестьян (до 1866 г.), потомки
служилых людей "по прибору". До
1840 г. имели право владеть крепостными.
Впрочем, последнее определение вряд ли можно
назвать окончательным, ибо некоторые и советские,
и современные авторы склонны не смешивать
однодворцев с остальным государственным крестьянством
в силу специфики их происхождения и даже
некоторых субэтнических черт.
На наш взгляд, наиболее точно и полно суть
понятия "однодворцы" была определена
сенатором, петербургским общественным дея-телем
середины XIX века Я.А. Соловьевым. В своей
значительной по объему и глубине мысли работе
об однодворцах, помещенной в журнале "Отечественные
записки", он дал им следующую дефиницию:
"Происходят они из прежних служилых
людей разных чинов, именно: детей боярских,
казаков, стрельцов, рейтаров, драгун, солдат,
копейщиков, пушкарей, затинщиков, воротников,
засечных сторожей, сверх того встречаются
чины кузнецов, плотников, каменщиков...".
Здесь же Я.А. Соловьев подчеркивал, что основная
масса однодворцев проживала в Курской, Воронежской,
Тамбовской, Орловской, Рязанской, Харьковской,
Тульской, а также нескольких смежных с вышеуказанными
губерниях, "...но в самом незначительном
числе".